Видео Круглого стола «Идеи Платона Ойунского отраженные в письмах М.Аммосову»

26 ноября 2021 года состоялся онлайн круглый стол «Идеи Платона Ойунского отраженные в письмах М.Аммосову», организованный Музеем Государственности Республики Саха (Якутия) им. П.А.Ойунского.

Мы приняли на круглом столе и я смог записать ряд выступлений. Вашему вниманию видео выступлений и статья Олега Сидорова о Платоне Ойунском в журнале «Сибирские огни» №04 — апрель 2018, в которой есть глава о роли Сибири в жизни П.А.Слепцова — Ойунского.

 Олег СИДОРОВ (АМГИН)

«МНОЙ ОСТАВЛЕННЫЕ ПЕСНИ В СТОЛЕТЬЯХ СОХРАНИТ НАРОД…»

О Платоне Ойунском

В один из холодных ноябрьских дней далекого 1893 г. в юрте, уютно расположенной в аласе со звучным названием Дэлбэрийбит[1], увидел свет мальчик, которому будет суждено исполнить судьбу защитника и преобразователя Срединной земли якутов, предначертанную его великими предками — шаманами и олонхосутами[2]. Он позже опишет родные места: «цветущий алас, трав зеленая гладь, мое отчее поле, где родился и рос… сияющий чудный простор, журавлиные клики, журавлиная стать…». Нарекли его именем Платон — в честь родного дяди и согласно церковному календарю — как родившегося накануне дня святого Платона[3]. Мальчику из якутской глубинки предстояло пройти полный взлетов и падений жизненный путь, в чем-то схожий с тем, что прошел святой покровитель его именин. Так сошлись звезды, расписав в книге судьбы Платона Слепцова совершенно немыслимые зигзаги: от глашатая революционных идей до возродителя якутского эпического и мифологического слова и сознания.

Платон родился и рос в многодетной семье. Ничто не предвещало его блистательной карьеры в политике и поэтической судьбы — до поры до времени, до тех пор, пока у него не раскрылся талант певца-импровизатора. Его очаровали слова и образы олонхо, которые упоительно исполнял его сосед и дальний родственник Пантелеймон Слепцов. Когда Платон учился в Якутске, он каждое лето приезжал к родным, помогал по хозяйству и, как вспоминал его сверстник и друг детства Кузьма Алексеевич Слепцов, все так же жадно тянулся к олонхо и песням. Практически каждый день он бывал в гостях у Пантелеймона и записывал себе в тетрадь притчи и легенды, которые тот рассказывал.[4]

Когда Платон впервые исполнил олонхо, вначале для своих сверстников, ему было лет восемь-девять. В автобиографии он писал впоследствии:

У меня в детстве воображение было богатое, красочное, рассказывал красноречиво. Получал приглашение тоенов, которые на досуге наслаждались по длинным зимним ночам моими рассказами.

Детство Платона прошло в мире необычном, овеянном мифами и легендами. Его с юных лет окружали сказители-олонхосуты, народные певцы, чьи рассказы казались частью реальной жизни. Якуты жили в мифологизированном мире, полном бесчисленных духов. Всем, что происходило на земле, правили духи, алгысчыты (заклинатели), шаманы. При этом древняя вера легко сочеталась с православием, это двоеверие было устойчивым. Но большинство понимало, что есть еще другой мир, воплощением которого являлся город Якутск — богатый, просвещенный, блистательный. Многие якутские семьи стремились дать своим детям образование, но не всегда удавалось то, чего желали и родители, и сами дети. Но если это желание обращается в стремление действовать, то всего можно добиться. Так Платон оказывается в Якутске и окунается в совершенно другой мир.

Тут следует объяснить один из символических поступков Платона Алексеевича, на мой взгляд, оказавший мистическое влияние на его жизненный и творческий путь. Мы знаем его как урожденного Платона Алексеевича Слепцова. Но в историю он вошел под своей приобретенной звучной фамилией Ойунский. Фамилия Ойунский происходит от слов «ойуун» (шаман) и «уус» (род) — Ойуунускай, то есть «из рода шаманов».

По якутским поверьям считается, что род и происхождение определяют судьбу человека. Платон начал использовать псевдоним Ойунский, еще обучаясь в Якутском четырехклассном училище. А в 1920 г. официально оформляет псевдоним как фамилию. Газета «Ленский коммунар» в номере от 18 декабря 1920 г. опубликовала небольшое извещение «О перемене фамилии», в котором сообщалось:

Протокол № 1. 1920 г. Ноября 29 дня. В якутский местный отдел ЗАГСа поступило от гражданина, завотсовуправ Якутгубревкома Платона Алексеевича Слепцова заявление о перемене им своей фамилии. На основании означенного заявления… П.  А.  Слепцов впредь именуется фамилией Ойунский с соблюдением ст. 5 декрета Совнаркома «О правах граждан изменять свои фамилии и прозвища». Настоящий протокол, согласно ст. 3-й вышеуказанного декрета, публикуется во всеобщее сведение. Завотзагса В.  Румянцев.

Почему же он решил изменить фамилию? Известно, что многие большевики меняли свои фамилии на подпольные клички. Но почему именно Ойунский — однозначного ответа нет. Может быть, это было такое своеобразное вольнодумство, направленное против принятого весной 1920 г. решения губревкома о том, что «на территории Якутской области объявляется беспощадная борьба с шаманством, профессиональными шаманами и шаманской спекуляцией». Представителям советской власти — сельским ревкомам и милиции — предписывалось «строго преследовать всех шаманов, отбирать у них шаманские костюмы, бубны и разные символические деревянные изображения — эмэгэты, а также налагать штрафы за камлание: полученное шаманами вознаграждение в двойном размере. Все железные и медные символические принадлежности шаманских костюмов употреблять на нужды общества, а бубны, былайяхи[5] и деревянные изображения сжигать на местах».

Что удивительно, в защиту шаманов выступил тогдашний член Сиббюро РКП(б) Емельян Ярославский, будущий главный идеолог «воинствующих безбожников». В газете «Советская Сибирь» от 19 ноября 1920 г. на первой странице появилась его статья «Чем провинились шаманы?». Автор, прямо называя виновника — «Якутский отдел управления губревкома», пишет:

Ни с какой стороны нельзя назвать это решение правильным в Советском государстве. Я лично очень близко знаком с так называемой «черной верой» — шаманством, с которым беспощадную борьбу вело царское правительство как с «язычеством». Но что, собственно, такого особенного в этой «черной вере», что ее надо преследовать штрафами и арестами?.. Это распоряжение должно быть отменено, так как оно противоречит декрету об отделении церкви от государства. Что же, скажут якутские товарищи, значит, не надо бороться с шаманством, с этим грубейшим суеверием, опутывающим умы забитой, темной якутской массы? Конечно, надо бороться, но не теми средствами, какими боролись русские попы.

Дальше Ярославский называет «правильные» средства борьбы: культурно-просветительская работа, распространение точного знания и «полное экономическое раскрепощение человека». Хотя известно, что к шаманам обращались чаще всего при болезнях и увечьях, то есть из-за недостатка или отсутствия медицинской помощи.

В такой ситуации Платон Слепцов, инстинктивно осознавая свою судьбу, крест своего рода, становится Платоном Ойунским. Так было предначертано в книге судьбы Платона, потомка великого легендарного шамана Кэрэкэнэ: стать тем, кем он стал — живым воплощением волшебного камня Сата, способного преобразовать мир саха.

Пылающий камень Сата

Одно из самых первых проявлений Платона как культурного деятеля — письмо из Томска его другу Максиму Аммосову. На исходе декабря 1917 г. он пишет свое вдохновенное слово, своего рода манифест, я бы назвал его манифестом нового мировоззрения, который, как окажется потом, предопределит столбовую дорогу якутской культуры на протяжении всего трагического ХХ века и вплоть до наших дней.

Якут исключительно был поэт, но за отсутствием богатой письменности (родной) не усовершенствовал свой дар. Наша будущность — в совершенном развитии этой поэзии и нашего на вид бедного и тяжелого языка, но языка весьма гибкого, образного. Наша история в том, чтобы свою литературу сделать общечеловеческим достоянием (выделено мной. — О. С.). Кто откажет в своеобразной и родной прелести слога и содержания нашей сказки? Кто откажет в крупности дара первому драматургу В. В. Никифорову, творцу «Манчары»? Кто откажет в талантливости поэту Кулаковскому А. Е.? Кто откажет как выразителю своего времени таланту А. И. Софронова? У нас язык живой и гибкий.[6]

Эту идею, предложенную якутской интеллигенции, он сам лично воплощал в течение всей своей короткой жизни. Якутская литература не могла развиваться иначе, нежели на основе традиционной словесности. И человеком, угадавшим это свое и якутских литераторов предназначение, был Платон Слепцов.

Литературный дебют Ойунского, кстати, состоялся не в 1917-м, когда он по заказу Ем.  Ярославского переделал для якутов революционную «Рабочую Марсельезу», как официально считалось в годы советские. А на самом деле намного ранее — с публикацией в ученическом журнале «Маяк» стихотворения, посвященного графу Л.  Н.  Толстому. Стихотворение, подписанное «Жехсорусцов»[7], было написано на русском языке; на смежной странице рукописного журнала Платон нарисовал портрет Толстого, подписав: «Мир не без добрых и гениальных. ПЖ». Увлечение творчеством классиков русской и мировой литературы было популярно в среде учащейся молодежи города Якутска. Платон Ойунский как личность сформировался именно в эти годы учебы в Якутске, поступив сначала в четырехклассную школу, потом продолжив образование в учительской семинарии. Платон становится одним из организаторов литературного кружка учащихся и так вовлекается в круговорот литературного творчества, соединявшего, на первый взгляд, несоединимое: идеалы русской классической литературы, коды древнего эпоса олонхо и революционную поэтику.

Начало ХХ в. было временем кристаллизации идейных позиций и формирования мировоззрения якутской интеллигенции, шел процесс объединения национальных сил. С 1907 г., с выхода первого номера первой независимой якутской общественно-политической газеты «Саха дойдута» — «Якутский край», начинается отсчет истории якутской журналистики на двух языках: русском и якутском. Постоянными читателями первых якутских газет и журналов были ученики школ и семинарии. Стремление к знаниям и просвещению овладевает умами поколения.

В литературе Ойунский создал свой, ни на что не похожий мир: реалистичный, с революционным накалом, и при этом мифологизированный — мир олонхо и древних преданий, гармонично сочетающихся с глобальными проблемами мироустройства, политики и реалий 1920—1930-х гг. Он революционер не только потому, что использовал революционную риторику, но и в том смысле, что стал зачинателем новых литературных форм в якутской художественной словесности.

Чем больше вчитываешься в Платона Ойунского, в его восхитительные своей одухотворенностью строки, в его прозаические и драматические произведения, тем больше они начинают раскрываться с неожиданной стороны. У него не было простых восхвалений революционной поры, ее романтизации, как кажется на первый взгляд. Начав свой путь как поэт-революционер, Ойунский мог остаться в истории только как поэт революции, но он выбрал свой путь. Он, скорее, модернист в творчестве. Он экспериментатор. Он сочетает революционный экстаз своих лучших стихотворений с фольклорной основой якутской поэзии, с символизмом, мистикой, мифологией.

В 1983 г. на юбилейном вечере в Москве, посвященном 90-летию Ойунского, переводчик[8] его стихотворных произведений поэт Олег Шестинский поделился своими очень точными наблюдениями:

Стихи были широки по своей художественной палитре, по своему широкому дыханию, ибо они включили в себя и проникновенную лирику, обращенную к женщине, и печальную песню над могилой матери… Я почувствовал, может быть, интуитивно, какой он могучий поэт по ощущению различных явлений, происходящих в мире, какой гражданский поэт и какой тонкий лирик в одно и то же время… Ойунский разнообразен не только тематически, но и ритмически. Большие строки, маленькие строки — все это перемежалось, создавало очень живой, разговорный поэтический язык. Я пытался воссоздать его по-русски, одновременно сохраняя ритмический рисунок. Это было трудно и потому, что якутская поэзия строится по другим принципам, чем русская. Якутская поэзия, как я ее понимаю, зиждется на аллитерации, на звукописи внутри стиха.

Заметим, что творческому почерку Платона Ойунского не чужды сатира и юмор. Он великолепный мастер-баснописец. Его кумир — Иван Крылов. Переводя его произведения, он не только учится, осваивая новый жанр, но и приближает его к якутской культуре. И это не привнесенный, «искусственный» жанр: нравоучение и сатира не чужды якутской устной традиции. Он сродни колючим, разящим насмешкой пословицам, песням чабыргах, сказкам, высмеивающим пороки людей.

Самый идеальный перевод не может передать полноты ощущений материнского языка произведения. Мы можем говорить только о понимании смысла произведения. Строки Ойунского на родном языке звучат совершенно по-другому, его язык — это «иччилээх, хомуһуннаах тыл», что значит «вещие, проникновенные слова», имеющие «магические, колдовские, волшебные силы». В чем же была сила его слова?

Тут уместно обратится к мнению известного исследователя Бориса Шишло, писавшего:

Я хочу говорить об этой специфической силе якутского Слова, пытаясь внести мой скромный вклад в понимание сути якутской поэзии. Для этого я хочу прежде всего обратить внимание на несколько специфических якутских выражений, найденных в конце XIX века известным лингвистом Пекарским. Например, «сангарбыта — сата былыт буолла», что можно приблизительно перевести как «речь его стала как грозное облако Сата», или «сангатын сататын», что переводится «каков яд (буквально Сата) его речи», или еще «Аба-Сата», буквально «большая Сата», что Пекарский переводит как «сарказм, яд речи». Эти выражения трудно перевести и понять. И, чтобы раскрыть их глубокий смысл, необходимо уловить суть слова «Сата», которое является семантическим ключом к этим вербальным формулам[9].

Затем Борис Петрович обращается к олонхо Ойунского «Ньургун Боотур Стремительный», в котором, по его мнению, автор «реконструирует во всех деталях то, что можно назвать мифическим реализмом прародины якутов». Ойунский описывает сотворение мира, когда в глубине долины преобразующегося хаоса находится пылающий красным цветом волшебный камень Сата. Обладатели этого камня имеют власть над миром, они всесильны, они могут менять порядок вещей в природе.

Талант Платона Ойунского был сродни этому камню Сата, и он, словно богатырь из олонхо, бросил его в жизненный водоворот, чтобы изменить свою родину, повернуть в лучшую сторону жизнь простого народа. Он становится главным проводником идей мифологического сознания якутского человека, живущего в немыслимо жестоких природно-климатических условиях.

Платон Ойунский был продолжателем, преемником таких классиков якутской литературы, как Алексей Елисеевич Кулаковский-Ексекюлях (1877—1926), Анемподист Иванович Софронов-Алампа (1886—1935), Николай Денисович Неустроев (1895—1929), просветителей Василия Васильевича Никифорова-Кюлюмнюра (1866—1928), Гавриила Васильевича Ксенофонтова (1888—1938).

18 июня 1926 г. в опубликованном в газете «Кыым» прощальном слове об А. Е. Кулаковском Платон Ойунский называет Ексекюлях Елексея «отцом художественного Слова (творческого слова)» и подчеркивает его роль в культуре Якутии:

Ексекюлях Елексей не только поэт, он исследователь древней якутской истории. Якутский народ потерял лучшего поэта, первого исследователя из якутов… Умер Ексекюлях, но остались его исследования, значение которых из года в год будет только расти. Написанные стихи, напетые тойуки, исполненные песни — из века в век в народе саха будут передаваться, изучаться.

Память о рождении, жизни и творчестве Ексекюляха осталась, творческим словом преображенный лик его не исчезнет, не умрет…

Пусть исполнится Ексекюлях Елексея завещание: «Творческое слово засияет!!! Слово проникновенное воспламенится!!!»

Ексекюлях Елексей — прощай!!![10]

П. А. Ойунский в 1920—1930-е гг., когда начинал вплотную заниматься научным изучением олонхо, особый интерес проявлял к вопросу о происхождении якутов и к их древней системе верований. Этот интерес, на наш взгляд, был продиктован его восприятием олонхо как источника устной истории народа и религиозных взглядов якутов. Он рассматривал эти вопросы в работах «Якутская сказка (олонхо), ее сюжет и содержание» в 1927 г., «Происхождение якутов» в журнале «Чолбон» в 1928 г. В конце 1920-х гг. он обращается к вопросам религии. В 1928-м публикует в «Чолбон» статью «О происхождении шаманизма», а в 1930 г. брошюру «О происхождении религии» с уточняющим подзаголовком «Злой дух-бог, дух-божество (творец), удаганка-шаман». Эти работы были написаны на якутском языке и, судя по всему, предназначались для широкого круга читателей, то есть в них ставились не только исследовательские задачи, но и просветительские. В этих работах П. А. Ойунский излагал свою теорию о происхождении шаманизма и якутских верований.

В самом начале 1930-х гг. в творчестве Ойунского наступило, если можно так выразиться, время олонхо. Первым он в 1930 г. заканчивает «Туйаарыма Куо Светлолицую». Потом в 1930—1932 гг. настал черед главного олонхо народа саха — «Ньургун Боотур Стремительный», состоящего из более чем тридцати шести тысяч стихотворных строк. Первая песнь его вышла в печать в том же 1930 г., а вторая и третья — в 1931 г. В конце последней песни он укажет дату: «1932 г. 3.VII».

Сегодня «Ньургун Боотур Стремительный» воспринимается как символ самоидентификации народа саха.В олонхо мы находим ответы на многие вопросы, касающиеся веры, воспитания, нравственности и морали. П. А. Ойунский удивительно точно угадал потребности якутского народа в условиях отрицания православной религии и воинствующего атеизма. Олонхо — это источник веры и нравственности.

В жизни Ойунского были две главные темы: автономия и олонхо. Автономия — это была идея, изменившая самосознание народа саха, мир саха. Поэтому она имела ключевую роль в повороте населения Якутии к Советской власти. А архетипы олонхо способствовали объединению якутов в нацию.

Платон Ойунский был очень душевным, ранимым человеком. Романтическим и пылким. Иначе он бы не написал свои гениальные произведения и не добился бы невозможного — статуса автономной республики для Якутской области.

Так Платон Алексеевич Ойунский (1893—1939), потомок старинного рода шаманов-ойунов, становится знаковой фигурой современной якутской культуры, художественного слова и науки. Он писатель, поэт, ученый, политик, мыслитель — и наравне с Максимом Аммосовым (1897—1938) и Исидором Бараховым (1898—1938) по праву считается одним из основателей государственности современной Республики Саха.

Платон Алексеевич был первым председателем Совета народных комиссаров Якутской АССР (июнь 1922 — январь 1923) и председателем Центрального исполнительного комитета Якутской АССР (январь 1923 — июль 1926).

Сибирь в судьбе Платона Ойунского

Возвращение произведений Платона Ойунского широкой читательской аудитории начинается после его реабилитации постановлением Прокуратуры ЯАССР от 15 декабря 1955 г. и восстановления 25 января 1956 г. в правах члена Союза писателей СССР. Пятнадцатого февраля 1956 г. на заседании секретариата Якутского обкома КПСС была образована комиссия по изучению литературного и научного наследия П. А. Ойунского и подготовке к изданию его избранных литературных и научных произведений под председательством Василия Протодьяконова-Кулантая, тогдашнего председателя Союза писателей Якутии.

Первая подборка стихотворений Платона Ойунского после реабилитации выходит в № 6 (ноябрь—декабрь) журнала «Сибирские огни» за 1956 г. под рубрикой «Поэты народов Сибири». В переводе Александра Лаврика были опубликованы три стихотворения П. Ойунского: «Песня Свободы», «Железный конь» и «Я метко стреляю…». Эта скромная публикация имела решающее значение для начала общественной реабилитации писателя. Переводчик, поэт, прозаик, журналист Александр Григорьевич Лаврик (1915—1979) к тому времени более двадцати лет проработал в Якутии и переводил произведения якутских авторов.

Примерно через год, в декабре 1957 г., журнал «Новый мир», который редактировал тогда Константин Симонов, публикует статью кандидата филологических наук Иннокентия Пухова «Платон Ойунский (1893—1939)» и подборку стихов Ойунского разных лет, состоящую из восьми произведений. В 1959—1962 гг. вышло в свет подготовленное самим Ойунским шеститомное собрание сочинений, оттиски и корректура которого, сделанные в 1938 г., были чудом сохранены. Так началось возвращение имени Платона Ойунского в общественное сознание, хотя и в усеченном варианте. Вплоть до 1990-х гг. многие факты умалчивались, он подавался только как поэт-революционер, большевик, один из организаторов автономной республики. До окончательного возвращения было еще далеко. Оно наступит только в начале 1990-х.

Сибирь имела в судьбе Платона важнейшее значение как культурный и интеллектуальный мост, соединяющий восток страны с Центральной Россией. Идеи и взгляды сибиряков повлияли на его общественно-политические и творческие устремления. С Сибирью его связал город Томск, где он учился с сентября 1917-го по май 1918 г. в Томском учительском институте. С марта по май 1918-го он — инструктор по организации советской власти Томского губернского совета. В июне он возвращается в Якутск в качестве инструктора Центросибири по организации советской власти в Якутии. После свержения советской власти в Якутске в октябре возвращается в Томск и до мая 1920 г. работает учителем Казанской начальной школы.

Томск был притягателен для молодежи сибирских народов как крупнейший научно-образовательный центр, кузница кадров для всей русской Азии. Как подчеркивает исследователь О. К. Абрамов: «Томск в начале XX в. становится одним из центров революционного марксизма. Молодежь оказывалась под всплеском сильнейшего идеологического воздействия, агитации и пропаганды. Что повлияло на выбор судьбы многих из них»[11]. С Томском связаны имена трех лидеров сибирских национальных республик: Платона Ойунского, а также бурят Элбека-Доржи Ринчино (1888—1938) и Михея Ербанова (1889—1938).

Участие в общественно-политической жизни Томска укрепило убеждение Платона о возможности автономии для Якутии. В письме от 21 сентября 1917 г. он рассуждал:

В томской общественной жизни и общественных мнениях нет определенной политической физиономии, а есть одно вечное колебание между настоящим и неизвестным будущим, между случайностью и неопределенностью. Жизнь общества исходя из общества становится для общества непонятным, туманным призраком, и нет конца недоумению и недоразумению общества. Граждане товарищи! Революция, вышедшая из глубины народной массы, убаюканная народным невежеством и темнотой — очень ужасна, ибо многомиллионный народ, как буря на океане волнуясь, своим течением заглушает их голоса, которые до революции и бури — ярким светочем горели на горизонте новой жизни, и получается горькое растворение великих в море малых. Мы дожили до такого момента, в котором следует напрягать все свои силы и способности и стать на защиту свободы и полноправия граждан и гражданок Русской республики перед бурей реакции, и в частности Якутской области, ибо идет теперь во всей Республике мощное течение национального самоопределения на началах федеративной автономии всех народностей. Главное внимание вы должны обратить на автономию Сибири, где инородческие населения все идут навстречу полной автономии Сибири и национальному самоопределению на федеративных началах. Мы, якутская молодежь в г. Томске, в центре главного научного образования Сибири, горя желанием принести пользу своему родному краю и народу, сочли своим долгом объединиться между собою и организовать национальный якутский центральный кружок и работать на благо родного края, чувствуя, что в данное время нужны и крайне необходимы работники для ведения дел нового нашего земства, для правильной постановки дела народного и национального образования и для поднятия уровня экономического благосостояния якута. Поэтому задались целью организовать центральный кружок, где могли бы наши товарищи подготовиться теоретически к практической работе, и работать практически самому, и проявлять первые дары деятельности и талантливости на заре нашей жизни, и быть посредником между нашим народом и другими сибирскими инородческими племенами, будущими нашими соратниками в делах процветания международного блага и союза общесибирских племен. Мы ищем нравственной и материальной поддержки родной земли, чтобы наши намерения были горячо поддерживаемы родным народом и чтобы повсюду ратники нашего дела, задавшиеся нашими идеями, организовались в национальные кружки и имели с нами сношение для близкого духовного объединения и для поддержки друг друга, чтобы пышно возродилась наша родная культура на заре новой свободной жизни — человечества, чтобы началась у нас эра новой жизни, жизни творчества и самодеятельности.

6—17 октября 1917 г. в Томске прошел первый Сибирский областной съезд, избравший Сибирский областной совет. Съезд постановил, что Сибирь должна обладать всей полнотой законодательной, исполнительной и судебной власти, иметь Сибирскую областную думу и кабинет министров. Предусматривалась возможность преобразовать Сибирь в федерацию.

Платон участвовал 6—15 декабря в работе Чрезвычайного Сибирского областного съезда, принявшего решение о необходимости «приступить к организации временной сибирской социалистической власти» и с этой целью назначившего на 8 января 1918 г. открытие Сибирской областной думы. Для подготовки открытия думы съезд избрал Временный Сибирский областной совет во главе с Г. Н. Потаниным.

Именно в Томске Платон пишет процитированное выше письмо — своеобразный манифест, в котором он изложил свои взгляды на происхождение, культуру и исторические перспективы якутского народа. Возможно, с высоты сегодняшнего дня не все в этом письме покажется верным. Но его размышления интересны не только исторически, в них проявляется позиция будущего литератора и ученого, человека, который будет определять направление государственной политики в сфере искусства, культуры и науки. Ойунский, которому тогда исполнилось всего 24 года, открыто объявляет о своей готовности взять ответственность за будущее народа, за просвещение народа, культуру и науку. В дальнейшем он шаг за шагом будет воплощать в действительность эти свои воззрения. Время выявит и тех, кто будет думать и действовать в духе его «манифеста», кто вольется в коллектив единомышленников, — и противников, открытых и до поры до времени тайных.

Следующая его встреча с Сибирью связана с самым знаменитым произведением писателя — песней-олонхо в четырех действиях «Красный Шаман». Оказавшись волею судьбы в Томске, а позже став учителем в селе Казанка, Платон Слепцов, тогда совсем еще молодой человек, уже успевший познать вкус победы и горечь поражения, но не сдавшийся, начал одно из самых своих трагических произведений и работал над ним в течение семи лет. На написание Платона вдохновили его боль и думы о времени, о судьбе своего народа, очертания его будущего пути, казавшиеся ему тогда ясными и четкими.

Одно из самых значительных произведений Платона Алексеевича, «Красный шаман» стал визитной карточкой якутской литературы (естественно, за исключением семнадцати лет запрета и умолчания). Удивительно, как социалистический реализм мог присвоить себе это произведение, мало что общего имевшее с его теориями! Возможно, помогла мысль товарища Сталина, сказавшего, что пролетарская культура должна быть «национальной по форме, социалистической по содержанию». Эта самая национальная форма не раз спасала произведения Ойунского от бдительных партийных цензоров, но самого его спасти не смогла…

Не все было гладко у «Красного Шамана» уже в начале пути. Ойунский обвинялся во всех грехах, но сумел одержать победу над своими противниками, «северными рапповцами». Отвечая на статью Кюндэ «Фатализм, мистицизм и символизм в произведениях якутских писателей» в газете «Автономная Якутия» от 17—18 марта 1926 г., он пишет сатирическое стихотворение «Похоронный марш Ойунскому», опубликованное в 1929 г. Он описывает, как на его «похоронах» выступают Кюндэ, Элляй и Абагинский, сменяя друг друга и торжествуя, что теперь-де они лучшие из поэтов. Но приходит перевоплотившийся в Красного Шамана дух Ойунского, который, превращаясь в рабочего и красноармейца, декламирует выдержки из стихов «покойного». В конце стихотворения один из героев произносит: «Скажут — опять фатализм? Скажут — опять символизм? Скажут — опять мистицизм? Слушать это, кажется, приятно, — что еще услышим дальше? Не будут же, словно кукушка, повторять одно и то же?!» Позже Ойунский напишет великолепный образец статьи-памфлета «Литературные спекулянты», высмеивая критиков устного народного творчества, особенно олонхо. Он опубликует его в № 2 за 1930 г. журнала «Кыһыл ыллык» — и докажет свою правоту выбором народа.

Драма — или, по определению автора, «олонхо-тойук» — «Красный шаман» впервые была опубликована отдельной книгой на якутском языке в 1925 г., а в 1930-м вышла с предисловием автора в переводе на русский язык А. Боярова и П. Черных-Якутского. За два года до этого, в 1928-м, с этим переводом, вернее, с его подстрочником познакомился Максим Горький. Горький был в Якутии одним из самых популярных и авторитетных русских писателей. Было важно каждое его слово, тем более если оно касалось якутской литературы. Прочитав переводы на русский язык «Красного Шамана» и поэмы «Ангел и Дьявол» Анемподиста Софронова-Алампы, он дал им высокую оценку. В 1928 г. в приветствии I Съезду литераторов Сибири он упомянул и процитировал якутских писателей:

Не зная языка бурятов и якутов-саха, я, наверное, все-таки понял бы прекрасное чувство, вложенное неизвестным мне поэтом-саха, автором поэмы «Кысыл Ойун» вот в эти слова:

Пришла пора

Зажечь неугасимые костры

Пламенной свободы

По всем тернистым тропам

Бедственной жизни Земли.

И услышал бы слова А. И. Софронова, поэта якутов:

Настал желанный день

Расплодить по всей Земле

Бесконечное добро!

Приветствие было опубликовано в газете «Правда» 20 апреля 1928 г.

Почему же Максим Горький выбрал именно творчество якутских писателей? Мы знаем, что он был знаком с Якутией через ссыльных, а также через известного якутского предпринимателя и издателя Алексея Алексеевича Семенова (1882—1938), с которым подружился. Первая встреча с якутскими писателями Петром Черных-Якутским и Алексеем Бояровым состоялась в 1928 г. и была связана с именем Платона Ойунского. Черных-Якутский задумал перевести на русский язык и опубликовать поэму «Красный Шаман» в планируемом Горьким сборнике национальных писателей. Благодаря переводу Боярова и Черных-Якутского творчество Ойунского и через него якутская литература становятся известны Горькому и не только ему.

Обратимся к воспоминаниям народного писателя Якутии Николая Мординова-Амма Аччыгыйа:

Чрезмерно ретивые в рапповские времена якутские критики неистово царапали Ойунского за его превосходную поэму «Красный Шаман». «Архаизм, символизм, шаманизм, мистика» — как только не крестили они эту поэму! И вот в самый разгар шумихи 20 апреля 1928 года в «Правде» появляется приветствие Горького литераторам Сибири, где была высоко оценена эта поэма, с которой всеведущий Горький был уже знаком по подстрочному переводу. Критики, разумеется, сразу притихли, но спустя год-два взялись «изобличать» Ойунского в «безыдейности» за его титанический труд но воссозданию якутского героического эпоса-олонхо «Ньургун Боотур Стремительный»… Как часто родная Москва спасала нас от нас самих![12]

В то время писатели Сибири предпринимали попытки объединиться в творческий союз, но этого не случилось из-за идейных разногласий и давления из Москвы.

Съезды сибирских писателей проходили дважды. Первый прошел в октябре 1925 года: у литераторов, группировавшихся вокруг «Сибирских огней», возникла мысль о создании единой организации сибирских писателей. Образовалась инициативная группа, а затем оргбюро, которое, используя связи журнала, создало 12 групп во всех крупнейших городах Сибири. В марте 1926 года в Новосибирске открылся Первый съезд сибирских писателей. Участники съезда утвердили устав и «платформу» Сибирского союза писателей, объединившего более ста литераторов. На съезде были рассмотрены коренные проблемы дореволюционной и современной литературы Сибири, решены многие организационные, издательские и правовые вопросы. Несмотря на отдельные недостатки в работе и решениях съезда, он явился, по общему признанию, рубежом, переход которого знаменует начало организованного строительства литературы.[13]

В Якутии не было организовано отделение Союза, и нет свидетельств участия якутских писателей в сибирском писательском движении тех лет. С другой стороны, мы можем констатировать, что Платон Ойунский был в курсе всей этой истории по созданию Союза. Он, будучи наркомом просвещения, в 1928 г. высказал мысль об объединении писателей в статье «О мероприятиях по развитию якутской национальной культуры», опубликованной в Бюллетене НКПЗ ЯАССР: «Считать необходимым объединение всех литературных сил края в единый союз писателей во главе с научно-художественным Советом, а также считать необходимыми командировки в центр на повышение квалификации особо заслуженных лиц». Возможно, на эту его позицию повлияла и идея сибирских писателей.

«Неистовство и мощь, живущие в огне…»

Шаман, да еще Красный! Естественно, это сразу приковывает внимание читателей. Почему же Платон, член большевистской партии, взялся за переосмысление места и роли шамана в якутском обществе? В этом проявилось его глубокое понимание души своего народа, его истории и культуры. Весь окружающий мир якутами воспринимался через шамана, связывавшего людей с миром духов, вызывавшего не только трепетное уважение, но и страх. Шаман, несмотря на массовое принятие якутами православной веры, занимал очень большое место в сознании народа. Выводя в песне героя-шамана, который преображается на глазах читателя, Платон не ошибся. «Красный Шаман» сразу же вызвал живой интерес в народе, у Платона появилась масса поклонников. Видимо, тогда же он принял окончательное решение о перемене своей родной фамилии на Ойунский. Сочинив на взлете революции «Красного Шамана», он приобрел в глазах народа тот образ, который вполне соответствовал его реальным делам и планам, наполнял их сакральным смыслом.

И еще один интересный штрих к пониманию творческого метода Ойунского. Сохранились воспоминания Реаса Кулаковского, сына Алексея Кулаковского-Ексекюлях, в которых он упоминает очень важный, на наш взгляд, случай. Когда Реас учился в младших классах, в село Черкёх приехал Платон Алексеевич. Реас решил взглянуть на него. Днем к нему ходило много народу, и юноша выбрал вечернее время, чтобы никого рядом не было. Когда он обходил дом, в котором остановился Платон Алексеевич, ему послышалось камлание шамана — а шаманить мог только сам Ойунский. Это заставило Реаса отказаться от своего замысла, он решил не испытывать судьбу и убежал играть с мальчишками. По прошествии нескольких лет он услышал, как бабушки Маайа и Сюекюлэ обсуждали: «В свой приезд к нам Ойунский писал “Красного Шамана”. И во время разговора или чаепития он вдруг начинал напевать, камлать по-шамански»[14].

Трудно сказать, пробовал ли он входить в образ или это были более серьезные позывы, идущие из глубин его подсознания.

Неистовство и мощь, живущие в огне!

Неведом был язык ваш вещий мне…

Черед пришел — раскрылась суть моя:

Четвертый год, как стал шаманом я.

Четвертый год, как я увидел сон…

Чьим чудодейством был тогда я осенен?[15]

Начинается поэма с того, что шаман сидит на черно-белом клетчатом ковре — не образ ли это мира как шахматной доски, знакомый многим культурам? Звучит величавая песня-олонхо: «Сумерки летнего ненастного вечера. Гремит гром, сверкают молнии. Возле шалаша, опустившись на одно колено, стоит Красный Шаман. Он повернул лицо к востоку, рука его опирается на бубен. Под ним черно-белый клетчатый ковер». Далее Красный Шаман начинает петь заклинание:

Стоя над миром восьмидорожным,

Стон его слыша ухом тревожным,

           Зная коварство сил его темных,

           Зренье даруя глазам угнетенных,

                       Все свои думы связав с бедняками, —

                       В сердце народа вдохнул ли пламя

                                   Яростной битвы с гнетом, с обманом

                                   Я, именуемый Красным Шаманом?

Для Ойунского мир, как и шахматная доска, «восьмидорожен», для человека в нем открыты многие пути, но только один из них ведет к постижению правды. По прошествии времени уходит в небытие поверхностное восприятие драмы как описания революционных событий 1917—1920-х гг. «Красный Шаман» — ни в коем случае не политический памфлет, а произведение на вечные темы любви к людям, власти, долга, чести, веры.

Начав писать «Красного Шамана» в 1917 г., Платон Ойунский постепенно вырастает из революционных «пеленок», становится великим поэтом якутской земли, страны олонхо, которую сам и создавал своими произведениями. Его стихи приобретают философскую основу. По определению литературоведа Василия Протодьяконова, «Красный Шаман» — это философская драма, размышления о месте человека в Срединном мире, о его созидающей и разрушающей безднах, о борьбе двух начал, светлого и темного, о двуединой сути человека.

Поступками и делами Шамана автор передает свое видение и понимание мира. Голосом Красного Шамана он говорит о сути жизни на земле:

Горем мир наш гложется,

Горе в мире множится…

Счастья в мире не найдешь,

Счастье — сказки, счастье — ложь…

Черство небо… Небо глухо…

Человек! Не падай духом!

Из-под молний, из-под града,

Из кровавой тьмы и смрада,

От порога бездны черной

Отрывайся, обреченный!

Стон прерви, почувствуй силу,

Стань орлом, взлети к светилу —

И вкуси лучей сиянье

И победы ликованье

Вылей в выдохе последнем!

Вот спасенье в мире Среднем…

В этих словах весь Ойунский — великая и трагическая фигура ХХ в. Поэт и революционер. Писатель и публицист. Романтик и прагматик. Идеалист и материалист. Созидатель и государственник. Борец за самоопределение и за единство. Для него вся его жизнь есть борьба, а борьба — это не только физические, но и душевные усилия. По сути, как понимает Красный Шаман, борьба — это душевные усилия и воля, направленные на преодоление преград, это столкновение разных интересов и мнений. Но в конечном счете борьба, как показывает Ойунский, есть и взаимодействие противоположных мнений, их творческое развитие в философском смысле. Получается, что борьба, и это очень важно, — источник развития, движения вперед. В конце драмы герой не умирает физически, а отказывается от своей шаманской силы, которая преобразовывается в другую, более отвечающую тогдашнему общественному запросу силу.

По определению культуролога и философа Алексея Радугина, «русские символисты (Вяч. Иванов, А. Белый, В. Хлебников, ранний А. Блок) провозгласили сознательную, теоретически оформленную установку на миф, фольклор, архаику, корнесловие»[16]. И якутский символист Ойунский неотделим в своих взглядах от их позиции. Своим «Красным Шаманом» он вступает в спор о Сверхчеловеке, популярной теме среди представителей Серебряного века. Этот спор он продолжит в другом своем крупнейшем, но уже прозаическом произведении «Кудангса Великий».

Драма завершается тем, что Красный Шаман избавляется от своих шаманских атрибутов: облачения, бубна и колотушки. Практически все, что происходит с Красным Шаманом, воспринимается как сотворение нового мира, мира без угнетения и притеснения человека. Вместе с тем происходит и преображение самого человека. Красный Шаман понимает, что сотворение нового мира и преображение человека — это не так-то просто. Размышления на эту тему Платон Ойунский продолжит спустя десятилетие в своих прозаических произведениях, написанных в 1935—1937 гг. Отметим только, что он к этому времени переосмыслит многие свои взгляды на мир вокруг, на место человека в этом мире, в том числе на свое предназначение.

Грани таланта: последнее десятилетие жизни

Последние 10 лет жизни Ойунского связаны с созданием таких произведений, как «Столетний план», «Великий Кудангса», «Александр Македонский», «Соломон Мудрый», «Кэрэкэн», с его деятельностью на постах наркома просвещения, председателя правления Союза писателей Якутии, научной работой и защитой диссертации.

1927 г. считается поворотным в судьбе Платона Ойунского. Известный ученый-топонимист М. С. Иванов-Багдарыын Сюльбэ в статье «П. А. Ойунский после 1927 года» аргументированно анализирует «Кудангсу Великого», «Александра Македонского», «Большевика» и приходит к выводу, что Платон Алексеевич после 1927 г. во многом пересмотрел свои взгляды, что «это уже не Ойунский 1917 года»[17]. Его позицию поддерживал председатель Союза писателей Якутии, народный писатель Якутии Софрон Данилов. Важнейшим событием, повлиявшим на взгляды Ойунского, несомненно, стало принятое в 1928 г. решение ЦК партии, обвинявшее в национализме руководство республики. Из Якутии были изгнаны Максим Кирович Аммосов и его соратники, лишенные права возвращения на родину в течение десяти лет.

Платон Ойунский уходит из власти чуть раньше. В июле 1926 г. он оставляет пост председателя Центрального исполнительного комитета Якутской АССР и уезжает на лечение в Москву до 1928 г. Нам сложно судить об истинных причинах этого поступка еще до решения ЦК 1928 г. Но очевидно, что отход от государственных дел оказался благоприятным и плодотворным не только в творческом и научном отношении. Это дало ему возможность и время подумать, переосмыслить прошлое и настоящее, соотнести все происходящее в стране со своим видением, с той мечтой о грядущем, которая стала для него десятилетие назад путеводной звездой. После возвращения в Якутск назначение его 6 января 1928 г. наркомом просвещения и здравоохранения ЯАССР не становится возвращением во власть. Эта должность слишком мала для реализации его планов, для масштаба его личности. Но Ойунский и здесь остался Ойунским. За короткий срок он успел сделать много полезного и нужного для республики. В эти неполные два года он погружается в практическую организационную работу в сфере просвещения, здравоохранения, социального обеспечения, и это открывает новые возможности, например, для того, чтобы перенести проблему изучения якутского языка и письменности на более высокий государственный уровень. Для него было важным решение таких хозяйственных вопросов, как строительство школ, которых катастрофически не хватало, укрепление базы медицинских и просветительских учреждений, работа по отделению хотонов (помещений для скота) от жилья. Также стояла задача ликвидации неграмотности среди взрослого населения. Платон Алексеевич занимался и такими перспективными вопросами, как вопросы интенсивной подготовки кадров для различных отраслей хозяйства. Созданная им комиссия в 1930 г. направила на учебу в центральные вузы 223 человека. В том же году в Иркутском пединституте открылось якутское отделение.

Для Якутии 1927 г. стал годом ожесточенных споров о будущем республики. Весной началось выступление группы П. В. Ксенофонтова за повышение статуса республики до союзной, за пропорциональное представительство якутов в Совете национальностей СССР и органах республиканской власти, за отделение партии от государства и предоставление большего самоуправления местным органам власти. 28 сентября было заявлено о создании Младоякутской национальной советской социалистической партии конфедералистов. Выступление Ксенофонтова и его соратников, известное как «восстание конфедералистов», или «ксенофонтовщина», было жестоко подавлено в начале 1928 г. Историк Е.  П.  Антонов отмечал:

Повстанчество 1927—1928 гг. в первую очередь явилось следствием национальной политики, проводившейся местными партийно-советскими органами. С узурпацией власти в стране генеральным секретарем ЦК ВКП(б) И. В. Сталиным и началом формирования тоталитарной империи статус автономии для ЯАССР фактически утратил свое подлинное содержание и превратился в пустую декларацию. После заключения Союзного договора 1922 года стали ущемляться права не только личности, но и целых наций, начала осуществляться политика сверхцентрализации, складываться сталинская унитарная система «автономий». Открыто проявлялся шовинизм русских чиновников в партийно-советских, административных и хозяйственных органах, расцвели бюрократизм, взяточничество и «комчванство».[18]

Надвигался 1928-й — год особой комиссии Яна Полуяна и упомянутого нами постановления ЦК ВКП(б) «О положении в Якутской организации», которое стало поводом для обвинений местной интеллигенции в контрреволюционной деятельности, национализме, шпионаже в пользу Японии и т. д.

В такой обстановке летом 1927 г. Платон Ойунский завершает рассказ «Великий столетний план», первое литературное произведение в якутской литературе, написанное в жанре утопии. Этим рассказом Платон Ойунский вводит в якутскую литературу образец нового жанра, переплетает мифологическое мировосприятие, присущее якутам, с новыми веяниями в литературе. В этом состоит авангардность этого рассказа и в целом творчества Ойунского. Сама фантасмагоричность сюжета олонхо, его эпический стиль с легким налетом сарказма, гротескности вдохновили Ойунского на создание этого рассказа, который он сам назвал «зарождающимся олонхо». Очень важно понимать, как мне кажется, что, когда автор пишет о «зарождающемся олонхо», он имеет в виду олонхо именно как синоним жизни, будущего. Вернее, это будущее, которое было описано в олонхо и которое может стать реальностью, реализоваться в будущей жизни этого «громадного улуса».

В этом рассказе, современном олонхо, речь идет не только о прообразе будущего, где все свершилось, исполнились все мечты — устами героя рассказа автор рисует это будущее в виде поэтапного плана, показывает в процессе становления и реализации. Это — идея будущего. В каком-то смысле это рассказ-идея, идея всеобщей свободы и всеобщего счастья. Олонхо здесь — это метафора самой жизни. Это зарождающаяся жизнь, новая страна, новая республика.

Если воспринимать олонхо как память о золотом веке в истории якутов, то новое олонхо Ойунского — это олонхо о грядущем, его предвидение. Таким образом, описывая то, что по плану «исполнительного комитета» будет происходить через каждое десятилетие, Платон Алексеевич в тревожный и для республики, и для него лично год решается на предвидение будущего.

Следователи НКВД в 1938 г. нашли в этом небольшом рассказе повод для обвинения. Вот как он ими был воспринят: «В художественной литературе протаскивал буржуазно-националистические троцкистские взгляды, например: в воспоминаниях “Прошедшие дни и годы”, в новелле “Столетний план” и т. д.»[19] Оказывается, взгляды не только оппозиционные, но и антисоветские, антигосударственные. Таковы были стандартные обвинения чекистов, и невозможно было что-либо им доказать. Только в 1955 г. Ойунского оправдали: в документе на имя секретаря обкома КПСС С. З. Борисова, озаглавленном «Заключение» и подписанном прокурором ЯАССР Шлепаковым, министром внутренних дел ЯАССР Подгаевским, министром юстиции ЯАССР Кочайцевым, председателем КГБ при Совмине ЯАССР Горбатовым и его заместителем Ильясовым, было указано: «То, что в своих произведениях “Прошедшие дни и годы”, “Столетний план” протаскивал троцкистские идеи, является неправильным. Изучением настоящей комиссией перевода на русский язык указанных произведений установлено, что в них не содержится ни троцкистских, ни других контрреволюционных идей»[20]. Рассказ был, как и автор, «реабилитирован».

В качестве наркома республики Платон Ойунский формирует политику в области культуры и искусства. Его позиция выразилась в статье «О мероприятиях по развитию якутской национальной культуры», опубликованной под рубрикой «В порядке обсуждения» в 1928 г. в «Бюллетене Наркомпросздрава ЯАССР». В ней он определяет «общие принципы» культурной политики или, как он выразился, «первоначальные пути развития национальной культуры и национального искусства». После ухода в 1929 г. из наркомата он работал председателем и ответственным редактором Якутского государственного издательского общества «Якутгосиздат», затем директором Якутской государственной типографии. После прихода в Якутский госиздат Ойунский много сил отдавал публикации именно научных трудов.

Лето 1928 г. он провел в родном Таттинском улусе, а лето 1929-го  — в Олёкминском районе, где участвовал в распределении земельных наделов. В 1931 г. Ойунский выезжает с семьей в Москву и поступает в аспирантуру НИИ национальностей при ЦИК СССР.

В 1934 г. состоялся I Всесоюзный съезд советских писателей. Основой для этого стала принятая 23 апреля 1932 г. программа ЦК ВКП(б) «О перестройке литературно-художественных организаций». На съезде было объявлено о приверженности советских писателей принципам социалистического реализма. Их озвучил Максим Горький: правдивое изображение действительности в ее революционном развитии, сочетание исторической конкретики с героикой и романтикой. Во главу угла были поставлены идейность, партийность и народность. Эти принципы стали базовыми для программ всех творческих союзов, пришедших на смену ликвидированным творческим объединениям 1920-х.

Якутских писателей на съезде представляли Платон Ойунский и Николай Мординов-Амма Аччыгыйа. На съезде Ойунский был избран членом правления Союза писателей СССР. А 2—11 декабря 1934 г. в Якутске была проведена Первая Всеякутская конференция писателей. Якутские писатели также объединились в единую организацию и избрали своим руководителем Ойунского, находящегося в Москве, с его согласия.

Новое творческое объединение собрало не только писателей — по настоянию Платона Ойунского в него включили и народных исполнителей-олонхосутов. В Союз писателей были приняты народные певцы и импровизаторы Н. А. Абрамов-Кынат, И. И. Бурнашев-Тонг Суорун, Д. М. Говоров, С. А. Зверев-Кыыл Уола, Е. Е. Иванова, Н. И. Степанов-Ноорой, М. Т. Шараборин-Кумаарап, П. П. Ядрихинский-Бэдьээлэ и др. Это было знаковое решение для всей якутской культуры. Ойунский получил поддержку, признание своих убеждений, своей роли как объединителя, моста между двумя разъединившимися, казалось, мирами: советским и мифологическим. Союз стал реальной трибуной для реализации творческих устремлений и планов.

В 1936—1937 гг. Ойунский пишет серию статей о будущем якутской словесности. В 1935 г. в качестве председателя комитета нового алфавита готовит доклад «О якутском языке и путях его развития». В нем он обосновывает свое видение дальнейшего развития языка.

Сомнения — вещь совершенно естественная для писателя, для человека, который ищет свой путь, свой почерк. Ойунский не был исключением. В поисках ответов на свои сомнения и вопросы он обратился к истории. И написал три произведения, которые с течением времени вызывают все больше и больше вопросов. Их объединяет главная мысль: гибельность личной, ничем не ограниченной власти. Как предупреждение, как предостережение.

В 1929 г. Ойунский завершил «Кудангсу Великого», одно из самых загадочных своих произведений. Однако аллегорические, полные тайных смыслов и предсказаний, не до конца понятые произведения в его творчестве не ограничиваются «Кудангсой Великим». Это и «Красный Шаман», и «Александр Македонский», и «Соломон Мудрый», и «Кэрэкэн», и олонхо «Ньургун Боотур Стремительный». Но «Кудангса Великий» имеет другое значение, более эпическое — именно как произведение, соединившее мифологические представления народа с новой мифологией ХХ в. В самом его начале автор задается вопросом:

Когда, с каких пор имеющий облик человеческий достославный саха впитал в свою алую, горячую кровь, в свой белый, бурлящий мозг неугасимое пламя спора-раздора между голодным и сытым, между рабом и господином и одержим тем неимоверно?[21]

По распространенному мнению, в «Кудангсе» иносказательно говорится о событиях 1917-го — конца 1920-х гг.: Февральская и Октябрьская революции, Гражданская война, культ личности, борьба с врагами народа, репрессии. Через образы мифологии автор выводит предупреждение власти: пагубен путь, когда в жертву приносятся невинные. По сути дела, он выносит приговор складывающемуся культу личности Сталина. Обожествление возомнившего себя владыкой простого смертного — культ личности приводит к самоистязанию, самоубийству власти и народа. Кажется, что Ойунский зашифровал здесь свое понимание политики Сталина, свое предсказание будущего развития страны и бесславного конца такой политики. Как же он решился на такой шаг? Думаю, он обращался в будущее, к тем поколениям, которые смогут понять скрытый смысл произведения. Все его сомнения и предчувствия, что руководство страны идет не тем путем, выразились в этой аллегорической притче. «Кудангса Великий» в 1929 г. открыл триаду его философских, историко-мировоззренческих произведений. В 1935 г. Платон Алексеевич закончил «Александра Македонского» и «Соломона Мудрого». Удивительно, что «Александр» был опубликован в газете «Кыым» в 1937 г. Власть и кровавая война не приносят победителю счастья. Показателен последний разговор с самим собой Александра Македонского, блестящего победителя, великого царя, восхваляемого своими вельможами:

«Мое счастье — счастье кровавого оружия, в чем же умысел счастья того? В чем польза его?» — подумал так он, но не произнес вслух… Постепенно утихла острота обуявшей его радости, притупилось ощущение торжества и значения одержанной им победы, на глазах улетучились, превратясь в дым, обратясь в туман, пока совсем не исчезли… Горько досадуя, оперся на кровавое оружие свое Александр Македонский: «Знание правды — стало моим проклятием… Предавая беспощадному огню государства этого мира, подвергая их безжалостному разрушению, проливая кровь людей, изводя на корню их родову, я взберусь на вершину мира, воткну, торжествуя, острием вниз верный меч свой, оставив за собой кровавый, полный проклятий след… В том — мое счастье!» — так подумал он и принял это как свое проклятие, незабываемое в веках, и затаил в сердце незаживающую рану… Не вынеся боли от раны той, умер он в совсем молодые годы… Так сказывают с далеких-давних времен люди.

Платон Ойунский — человек, который был непосредственным участником победы нового строя на огромной территории на северо-востоке страны, — пишет философски и исторически обоснованный приговор новому царю — генсеку Сталину. Он понимал, что у него нет сил вырваться из этого царства насилия и лжи, и спешил предупредить потомков, сказать свое слово о пагубной дороге, по которой шла страна.

Поэт не смог приспособиться к конъюнктуре власти, постоянно меняющей установки и лозунги в угоду новому царю. Да, он пел дифирамбы новому строю, как в статье, опубликованной в «Литературной газете» в день открытия сессии Верховного Совета СССР. Но он выполнял некий необходимый ритуал и, уверен, так и относился к этим своим вынужденным поступкам.

К 1930-м гг. Платон Алексеевич при всей кажущейся импульсивности научился сдерживать свои эмоции и юношеские порывы. Его научила такому поведению жизнь, порою безжалостная и жестокая не только лично к нему, но и к его близким и друзьям. И все же в те годы чувство обреченности время от времени прорывалось в его стихотворных произведениях. Сознательно отказавшись от государственного служения, он отдал всего себя осмыслению природы власти. Эти его прозрения — во многом посыл будущим поколениям. Он не только стремился предвидеть будущее, но и упорно трудился, приближая его. Создал и развивал три общественных институт: книжное издательство, Союз писателей, Институт языка и культуры, которые сохранили якутскую культуру, искусство и духовность. Его художественное осмысление природы власти привело к жестокому выводу: власть, ставшая бесконтрольной, приводит к диктаторскому правлению и репрессиям. Он рассматривает жизнь как борьбу, как противостояние власти и интеллекта, свободного человеческого духа. Обо всем этом говорят «Кудангса Великий», «Александр Македонский», «Соломон Мудрый» — и еще «Кэрэкэн».

Он спешит исполнить еще одну свою миссию — основать научно-исследовательский институт. К этому времени Платон Алексеевич готов был посвятить себя служению науке. Ради этого он оставил свою работу в Якутске и поступил в аспирантуру НИИ национальностей при ЦИК СССР. В 1935 г. он успешно защитил диссертацию на тему «Якутский язык и пути его развития».

Аспирантуру он окончил блестяще. Английский язык сдал на «хорошо», а все остальные предметы на «отлично». Защита кандидатской диссертации Платона Алексеевича стала событием для якутян, живущих в Москве. Многие из них, в том числе студенты, присутствовали на защите Ойунского, болели за него. Защита, по свидетельству Д. Лазарева, тоже прошла блестяще, он на все вопросы отвечал обстоятельно и подробно, а в конце, поблагодарив преподавателей, прочитал свои стихи на русском языке.[22]

Труд Ойунского «Якутский язык и пути его развития. Русско-якутский термино-орфографический словарь» был опубликован в 1993 г. в третьем томе избранных сочинений после большого перерыва. Первая его публикация состоялась в 1935 г. в Москве.

Наступил 1937-й. Осенью началась небывало масштабная кампания выборов в Верховный Совет СССР. Платон Ойунский 4 октября был выдвинут несколькими коллективами, в том числе родного Таттинского улуса, кандидатом в депутаты Совета национальностей Верховного Совета. У простого народа жила надежда, что депутат будет защищен от произвола репрессивных органов. Казалось, что звание депутата защитит народного любимца Платона Ойунского, пламенного поэта-революционера, от ложных обвинений. Он шел на выборы с надеждой еще раз внести свой вклад в развитие и процветание родного народа. Он ощущал опасность, которая нависла над ним. Сохранились воспоминания очевидца, участвовавшего во встрече с кандидатом в депутаты. Платон Алексеевич был очень тронут встречей земляков в Таттинском улусе. Он поблагодарил за поддержку и даже, не выдержав, всплакнул.

Ойунский сказал, что никогда не забудет проявленную доброту, теплую встречу, что когда-нибудь постарается оплатить сторицей, и вдруг замолк, у него выкатились слезы, долго простоял, замолчав. Достав платок, протер глаза и очки, тяжело вздохнув, успокаиваясь, продолжил, и далее его речь полилась свободно.[23]

Предчувствие, которое тревожило его, как потом окажется, не обманет.

Выборы состоялись 12 декабря. За Платона Ойунского из 26 536 избирателей проголосовало 14 859 человек, то есть он получил 56 процентов голосов. 29 декабря дома собрались друзья, товарищи, чтобы проводить Ойунского на сессию Верховного Совета в Москву. Сессия открылась 12 января, а закончила свою работу 19 января 1938 г. Платон Алексеевич несколько дней поработал в издательстве над своим сборником сочинений. 25 января телеграфировал супруге: «27 января выезжаем, деньги получил, целую. Платон».

3 февраля 1938 г., Иркутск. Гостиница в центре города. Платон остался один в своей комнате, сказав, что отдохнет. Он словно ждал ареста. И действительно, в 17 часов его арестовали, не дав никого предупредить и передать семье прощальные слова. Что это было? Чекисты действовали в родной стране как какие-то заговорщики. Ведь пройдет не один день, пока правда дойдет до семьи и до народа, так горячо его полюбившего за годы становления новой власти.

Распоряжение об аресте было подписано заместителем наркома НКВД М. П. Фриновским без санкции Верховного Совета СССР и прокурора. Наступило 3 июня 1938 г. На городской партийной конференции прозвучало как гром среди ясного неба: «Платон Ойунский — враг народа!» Этот день стал самым черным днем в жизни дружной и любящей семьи Ойунских.

Почти в течение года Ойунский содержится в Москве, во внутренней тюрьме НКВД на Лубянке. Известно, что его допрашивал лично Ежов. Платон Алексеевич говорил Николаю Субурускому в якутской тюрьме: «Тот, кому не пришлось пройти через мои допросы, тот не представляет, что это за допросы».

Принимается решение этапировать его в Якутск. Из Москвы в начале 1939 г. его везли в отдельной камере в арестантском вагоне с конвоем полтора месяца. Ойунский находился в якутской тюрьме с 18 марта по 31 октября 1939 г., до самой смерти. Жизнь Платона Ойунского оборвалась в тюремной больнице в Якутске.

Остались его произведения, его предвидение:

Мы все, родившись, солнце видим,

Мы все, родившись, встретим смерть,

И я умру — мой прах исчезнет,

Травой мой холмик прорастет,

Но мной оставленные песни

В столетьях сохранит народ.[24]

Он был пламенем, словно камень Сата из мифологического мира олонхо. Слово писателя — всегда живое и сродни огню, дающему свет и тепло. Его сердце и душа были открыты. Он воспринимал мир как бесконечную боль и воспламенялся неистово, чтобы изменить мир к лучшему.


[1]          Дэлбэрийбит, алас (якут.) — малая родина Платона Ойунского, находится примерно в восьми километрах от села Черкёх. Здесь создан мемориальный музей-усадьба. «Дэлбэрийбит» в переводе на русский — «трескаться, лопаться, взрываться». Алас «поляна», форма рельефа, представляет собой пологосклонную и плоскодонную ложбину круглой или овальной формы, образованную при вытаивании подземных льдов, усадке грунта и т. д. В дореволюционное время для якутов была характерна т. н. аласно-дисперсная система расселения: на одну семью собственный алас.

[2]          Олонхосут (якут.) — исполнитель якутского героического эпоса олонхо.

[3]          Святой мученик Платон // Русская православная церковь. Официальный сайт Московского патриархата [Электронный ресурс] / URL: http://www.patriarchia.ru/db/text/912651.html.

[4]          Слепцов К. А. Из детских лет писателя // П. А. Ойунский. Статьи и воспоминания. Якутск, 1969. С. 101.

[5]           Былайяхи — колотушки.

[6]          Дорогой товарищ Максим! 27 декабря 1917 года // Дорогой Максим, у нас есть будущее, счастливое и мирное… / Сост. В. Н. Протодьяконов. Якутск, 2013.

[7]          Жехсорусцов — один из первых псевдонимов Платона по названию его родного 3-го Жехсогонского наслега.

[8]          Произведения Ойунского переводили в разные годы Олег Шестинский, Владимир Державин, Валентин Корчагин, Анатолий Кафанов, Анатолий Сендык, Георгий Юнаков, Борис Макаров, Иван Дремов, Александр Лаврик, якутские авторы Альбина Борисова, Егор Сидоров, Владислав Доллонов и др. Иван Иннокентьев переложил рассказы «Александр Македонский» и «Соломон Мудрый» в пьесу на русском языке, поставленную на сцене Русского театра Якутии. Переводы произведений Ойунского издавались в известной серии «Библиотека поэта» в издательстве «Советский писатель» в 1978-м и в издательстве «Художественная литература» в 1993 г.

[9]          Шишло Б. О силе якутского слова (доклад на научно-практической конференции в Париже 6 декабря 1993  г.) // Ойунская С. П. Светлое имя отца: Поэмы, эссе, статьи, воспоминания. Якутск, 1999. С. 38.

[10]         Перевод автора статьи.

[11]         Абрамов О. К. Молох ГУЛАГа: сходство судеб трех лидеров сибирских национальных республик (Платон Ойунский, Элбек-Доржи Ринчино, Михей Ербанов) / О. К. Абрамов // Тоталитаризм и тоталитарное сознание. Томск, 2015. Вып. 13. С. 106—120. URL: http://vital.lib.tsu.ru/vital/access/manager/Repository/vtls:000514173.

[12]         Мординов Н. Е. Живой наш современник // Слово о Платоне Ойунском. Якутск, 1985. С. 39—40.

[13]         Литература Советской Сибири // Западная Сибирь: география, города, природа и природные зоны [Электронный ресурс] URL: http://sibering.ru/history-of-siberia-siberia-during-the-construction-of-socialism/beginning-of-the-socialist-reconstruction-of-the-economy-1926-1928-gg/160-references-soviet-siberia.html См. также: Яранцев В. Литература Сибири или сибирская литература? // Сибирские огни, 2013, № 11.

[14]         Вспоминая меня…: Воспоминания о П. А. Ойунском / Отв. ред. С. П. Федосеева. Якутск, 2003. С. 99.

[15]         Здесь и далее цитируется перевод «Красного Шамана» В. Корчагина по кн.: Ойунский П. Стихотворения и поэмы / Сост. Н. Сивцевой. М., 1993. С. 83—113.

[16]         Радугин А. А. Культурология. М., 2001. С. 225.

[17]         Иванов М. С.-Багдарыын Сюльбэ. П. А. Ойунский после 1927 года // П. А. Ойунский: Взгляд через годы. Новосибирск, 1998. С. 64—75.

[18]         Антонов Е. П. Движение конфедералистов в Якутии (1927—1928 гг.) // Сибирская заимка. История Сибири в научных публикациях [Электронный ресурс] / http://zaimka.ru/antonov-rebel/

[19]         Калашников А. А. Из памяти народа не вычеркнут…: Публикация документов // Якутский архив, 2003, № 2, с. 17.

[20]         Там же, с. 24.

[21]         Здесь и далее перевод «Кудангсы Великого» и «Александра Македонского» А. Борисовой.

[22]         Лазарев Д. П. Умнуллубат кэрэ киhи // Мин аатым ааттаныа…: Воспоминания о П. А. Ойунском. Якутск, 2003. С. 276—277 (на як. яз.).

[23]         Воспоминания ветерана войны и труда А. В. Захаркина // Талба Таатта, 2013, № 3, с. 72 (на як. яз.).

[24]         П. Ойунский. Из стихотворения «Прощай». Пер. И. Дремова.

Мои посты о государственности Республики Саха (Якутия):

«Тыгын Дархан» — мое личное мнение.

В День Республики! Конференция «ПРОИСХОЖДЕНИЕ НАРОДА САХА И РАЗВИТИЕ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ ЯКУТИИ В СОСТАВЕ РОССИИ»!

Интервью Климента Егоровича Иванова в День государственности РС (Я)!

Секция «Происхождение, развитие народа саха и роль Якутии в развитии российской государственности»

Выступление Первого Президента РС (Я) в День государственности 27 сентября 2021 года

Полное видео открытия мультимедия зала Библиотеки — архива Первого Президента

«ПРОИСХОЖДЕНИЕ НАРОДА САХА И РАЗВИТИЕ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ ЯКУТИИ В СОСТАВЕ РОССИИ»

О новых данных по происхождению народа Саха на Ютуб канале НВК «Саха»!

Моя страница в Дневниках якт ру.: http://nikbara.ykt.ru/ 

Мой сайт: https://nikbara.ru/

Сайт об усадебном хозяйстве в Якутии https://usadbaykt.ru/

Мой канал в «Яндекс Дзен» — NikBara

Просьба подписаться на мой канал «Николай Барамыгин» на Ютуб!

https://www.youtube.com/c/НиколайБарамыгин

И на мои аккаунты в социальных сетях!

Я в Инстаграме @nb2015p

Персональная страница в «Фейсбуке»: https://www.facebook.com/nikbaramygin/

«Одноклассниках» https://ok.ru/profile/500676253992

«В контакте» https://vk.com/nbaramygin

 «Твиттер» https://twitter.com/NBaramygin

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.